Лев Васильевич Успенский: «Официально этот вид транспорта именовался «конно-железная дорога». По улице проложены рельсы, всюду только одна колея. Кое-где эта колея образует «разъезды» с раз и навсегда переведён¬ными стрелками: тут «вагоны конно-железной дороги» встречаются и расходятся на своём пути.
Вообразите на крыше современного трамвая двойную скамью во всю длину, на которой можно сидеть спинами друг к другу, лица¬ми - к двум противоположным сторонам улицы. По бортикам крыши - лёгкие перильца, а к ним с внешней стороны прикреплены длинные рамки выполненных на жести вывесок и рекламных объяв¬лений. Высота всего сооружения получалась довольно солидная, с теперешние двухэтажные автобусы и троллейбусы. По длине вагоны примерно равнялись нашим трамвайным, но только, конечно, не современным четырёхосным, а двухосным, лёгким, в высоту же они намного превосходили их.
Вот она погромыхивает тяжко и неторопливо по рельсам: ну с какой скоростью может двигаться огромный железный вагон, влекомый двумя пусть даже и хорошо кормленными лошадьми? Для каждого из граждан 1970 года не представило бы ни малейшего труда слезть на ходу с этого рыдвана где-нибудь на углу Пушкарской и Введенской, наддать ходу, догнать вагон у Народного дома и снова вскочить в него.
Внутри коночный вагон был оборудован двумя длинными кра¬шенными масляной краской скамьями вдоль окон, из конца в конец. Над обеими дверьми висели фонарики, и по вечерам в них горе¬ли, тускло освещая внутренность конки, свечи. Билеты были раз¬ных сортов: за пятак — вовнутрь, за три копейки — на верхотурку. Были ещё и «пересадочные», на копейку дороже: взяв такой билет, вы могли доехать до пересечения двух линий и пересесть бес¬платно в вагон другого маршрута.
Вот на такой конке и ездил в те годы весь демократический, для которого уже «извозец» был великой роскошью, Петербург: рабо¬чие с далёких заводов, если нельзя было пройти пешком, студенты, когда был дождь или сильный холод, мелкие чиновники ежедневно, чиновники повыше рангом — от случая к случаю, горничные, модист¬ки, хористки из мелких театриков, ночные бабочки, когда возвраща¬лись домой после нелёгкой своей работёнки... С раннего утра ползли они по улицам, огромные синие вагоны, зимой залепленные снегом, с наглухо замёрзшими стёклами, настылые, мрачные; летом пестреющие женскими шляпками, с империалом, то над чем-то хохо¬чущим, то мирно созерцающим окрестный пейзаж... Шляпки, шляпки, чёрные котелки, мягкие панамы... И вдруг — дождь, и вся конка сразу покрылась множеством чёрных зонтов, точно на ней вмиг выросло три или четыре десятка грибов.
Смешно всё это? Да, конечно, смешно. Смешное, старое время, смешная жизнь, медленная, болотистая, тихая... Но когда я закрываю глаза и передо мной встаёт в зимнем ту¬манчике, в метели, в питерском июньском дожде высокий призрак дребезжащей на ходу всеми стёклами синей громады, мне приходит в голову, что по ступенькам таких конок поднимался иной раз на импе¬риал Александр Блок и оттуда видел свои улицы, свои фонари и апте¬ки, своих Незнакомок и Фаин. В этих кузовах мог ехать и молодой, ещё не успевший накинуть на плечи свои будущие богатые бобры, Ша¬ляпин. И тут смех уходит в сторону, и на его место встаёт почтение к прошлому, большая гордость, что оно было и что я его помню.
Каждому овощу своё время. Конке — тоже.»
Какое из высказываний, приведенных ниже, содержит ответ на вопрос: «Как автор относится к старому транспортному средству – конке?»
Wähle eine der folgenden: